Впервые на русском — роман Джойс Кэрол Оутс «Ночь, сон, смерть и звезды»

Последняя воля и завещание Джона Эрла Маккларена

Все мое состояние должно быть поделено поровну между моей дорогой супругой и моими дорогими детьми...

Дорогие дети ошарашены. Они в ярости. Не верят своим ушам. 

Он все поделил на равные части! То есть оставил Вирджилу столько же, сколько каждому из них.

Он оставил Вирджилу столько же, сколько Тому (его правой руке), а Беверли (не проработала ни одного дня и вышла замуж за банковского служащего) столько же, сколько Лорен и Софии (всю жизнь горбатятся).

Разве справедливо, кипела Беверли, завещать сестрам (незамужним, бездетным, которым не надо никого обеспечивать, кроме себя) столько же, сколько ей, матери двоих детей? Уайти что, забыл, как дорого они нынче обходятся?

Разве справедливо, кипела Лорен, завещать Тому (прибравшему к рукам семейный бизнес и получившему огромную прибавку к окладу) столько же, сколько ей (вкалывающей много лет за скромную зарплату государственного служащего)? И разве справедливо оставить хоть что-то толстой, нудной Беверли, имеющей мужа, который ее всем обеспечивает?

Том не мог поверить в то, что отец оставил Вирджилу хоть что-то.

София тоже была ошарашена, но по совсем другой причине. Она не могла себе представить, что отец завещает ей такие деньжищи, не говоря уже об акциях компании «Маккларен инкорпорейтед» — эквивалент пяти годовых зарплат в институте (без налоговых вычетов).

Папа, я этого не заслужила! Она ведь не получила докторскую степень в Корнелле, как считала вся семья. Она была не ученым, а всего лишь лаборанткой, выполняющей указания руководителя. Ей не хватало цельности. Ее бедный отец ничего этого не знал.

Казалось бы, Вирджил, не имеющий никакого дохода, должен был получить больше других, но она не осмелилась сказать об этом вслух.

Кстати, он единственный из всех детей не пришел в адвокатскую контору.

— Зачем мне приходить? Чтобы почувствовать себя униженным? — сказал он Софии. — Я ведь знаю, чтó думал обо мне отец.

В последнюю неделю перед смертью Уайти был к нему расположен как никогда, но завещание-то отец написал несколько лет назад.

— Но как ты можешь знать заранее? — возразила она ему.

На что получила твердый ответ:

— Я знаю.

В глазах брата она увидела горечь обиды и не стала развивать тему. Но сейчас, после оглашения завещания, София подумала: в его буддийском отказе от желаний, как и в изначальной готовности к постоянному поражению, было нечто самодовольное, даже высокомерное. И он оказался не прав.

— Но зачем отец это сделал? «В доверительном управлении». Зачем? 

Второй сюрприз касался загадочного условия о передаче денежной доли вдовы в доверительное управление.

Помимо совместной недвижимости, которая после смерти Уайти автоматически переходила к его вдове, он еще открыл внушительные счета, но доступ к ним у Джессалин будет только через доверительное управление. А распорядителем назначен Арти Баррон, адвокат Уайти, которого Том и компания почти не знают.

— Простите, мистер Баррон... но почему отец так поступил? И почему он назначил вас?

— Когда папа сделал такое распоряжение? Мы про это ничего не знали. А ты, мама?

Джессалин замедленно помотала головой. То ли не знала ответа, то ли не расслышала вопроса. 

Джессалин сидела рядом с Арти Барроном за полированным столом красного дерева, сидела тихо, как мышка. Все обратили внимание на то, какая она усталая, глаза покрасневшие. Если раньше, встретившись с кем-то взглядом, она сразу улыбалась, то

сейчас смотрела куда-то мимо с жалким подобием улыбки.

Когда Баррон зачитывал завещание резковатым четким голосом, чем-то напоминавшим метроном (если, конечно, метроном умел бы говорить), Джессалин слушала его с вежливым видом человека, надеющегося, что о его глухоте никто не догадается. 

Баррон спросил, понятны ли ей условия доверительного управления. При этом он наклонился к ней, словно к больной с блуждающим взглядом.

— Я думаю... да. — Увидев лица, на которых были написаны озабоченность и жалость, она поспешила добавить: — Да. Конечно.

— Мама, ты понимаешь, в чем суть доверительного управления? — спросил ее Том.

— Не в деталях, конечно, но в целом... да...

— Джессалин, если хотите, я вам объясню подробнее. Сейчас или в любое удобное для вас время. Могу приехать к вам, если вам так удобнее. Я не знал, что ваш муж не проинформировал вас и детей об учреждении траста...

— И что он выбрал вас в качестве распорядителя. Нет, нам не говорили.

— Нам никто не говорил.

Беверли произнесла это резко, с вызовом глядя на адвоката, словно обвиняя его (хотя он-то тут при чем?) в том, что отец распределил наследство между детьми в равных долях.

Джессалин вспомнила, как они вместе с Уайти пришли в адвокатскую контору, «Баррон, Миллз и Макги», в эту роскошно обставленную комнату, несколько лет назад, чтобы подписать оба завещания. Ей пришлось уговаривать мужа составить завещание и приехать сюда для подписания.

Не то чтобы он был против. Уайти никогда не говорил жене «нет». (Или почти никогда.) Просто забывал о самом разговоре. (Сейчас это вызвало у нее улыбку.) Обязанность помнить такие вещи ложилась на нее.

Сколько раз он повторял: Дорогая, я помню, помню. Но у меня сумасшедшая неделя. Давай на следующей...

В этой покрытой коврами комнате Джессалин улавливала голос Уайти. Интересно, слышат ли его другие.

Напомни мне еще раз, ладно? Спасибо, дорогая.

Адвокат (как бишь его? ах да, Баррон) упрямо продолжал зачитывать многословный документ, не позволяя себя прервать. (Счетчик включен и тикает: «оплачиваемые часы», как сказал бы Уайти.) Понятно, что Баррон не в первый раз имеет дело с неприятными сюрпризами и недовольными наследниками. Том поинтересовался, сколько душеприказчик будет получать за свои услуги, и получил в высшей степени уклончивый ответ.

Джессалин улыбнулась, вспомнив, что сказал Уайти, когда они покинули контору, подписав завещания. В чем разница между школой для пираний и школой для адвокатов? Смешной ответ уже забылся, но она помнит, как рассмеялась. Ее всегда смешили шутки Уайти. Что запомнилось, так это его язвительное замечание: Этот юмор нам влетел в копеечку.

Он взял ее за руку, и они так и шли всю дорогу до парковки.

Кажется, у него тогда пальцы были холодные? Или ей изменяет память?

Вокруг нее летали разные умные слова. Траст. В доверительном управлении. Душеприказчик. Оклад. Назначение. Слова опасные, как летящие камни. А затем их укладывали неумело, тяп-ляп, и вот уже кладка начинала расшатываться.

Она ощутила во рту какой-то сухой ошметок — то ли хитиновый покров мертвого жука, то ли кусочек сброшенной змеиной кожи.

Ее чуть не стошнило, кровь отлила от лица.

Она кое-как поднялась из-за стола красного дерева. Одна из дочерей тоже начала вставать, но Джессалин показала ей жестом: сиди.

Ей надо просто выйти в туалет. Сопровождать ее не обязательно. 

Все-таки она встала слишком резко, и голова закружилась. В приемной ей навстречу выкатился этакий старенький троллейбус, что вызвало настоящий хаос. Лязг и грохот, из проводов летят искры. Откуда он взялся в закрытом помещении? У Джессалин от ужаса округлились глаза. Она отшатнулась и присела. Позже администраторша скажет, что миссис Маккларен втянула голову, как черепаха, испугавшаяся, что ее сейчас раздавят.

— Насколько я понимаю, Уайти опасался, что ваша мать будет сорить деньгами. Он ее считал «мягкосердечной» и «недостаточно скептичной». Он опасался... — Арти Баррон доверительно понизил голос и обвел взглядом присутствующих, как бы лишний раз убеждаясь, что среди них нет того, кому здесь быть не надлежит, — что ваш брат Вирджил начнет обращаться к ней за деньгами для разных «хипповых» организаций и что она не сможет ему отказать. Не то чтобы Уайти ей не доверял, но он был озабочен ее благосостоянием. Сумма, которую Джессалин будет получать ежемесячно от доверительного управления, немалая, и при желании она сможет поделиться какой-то частью, зато у нее не будет искушения отдать слишком много, так как она на это живет. У вашей матери нет никакой возможности отдать, например, девяносто процентов инвестиций вашего отца.

— Мама не такая наивная, чтобы отдать девяносто процентов чего угодно. Это звучит оскорбительно.

— Да, оскорбительно. Нам приходится ее уговаривать, чтобы она себе что-то купила.

Сестры возбудились не на шутку. Что касается Арти Баррона, то он продолжал сохранять уверенный ровный тон, как какой-нибудь асфальтоукладчик.

— Я цитирую вашего отца. Он не одну неделю размышлял об этом, пока мы работали над формулировками. Однажды он мне признался, что потерял сон. Он считал вашу мать слишком доброй, чем могут воспользоваться третьи лица, когда... если с ним что-то случится. — Баррон, как бы из вежливости, умолк.

Том вдруг вспомнил довольно неловкий и невнятный разговор с отцом несколько месяцев назад, который его тогда озадачил. Уайти высказал озабоченность, как бы кто-то не «использовал» Джессалин в своих целях, если с ним что-то случится. 

В их разговорах возможность смерти могла облекаться только в расплывчатые фразы. Если со мной что-то случится. Если Джессалин останется одна.

Уайти откровенно давал ему понять, что судьба компании «Маккларен инкорпорейтед» его не беспокоит — к тому времени Том уже принял на себя половину бизнеса и «легко» мог стать единоличным владельцем. А вот «дорогая жена» вызывала у отца озабоченность.

Том тогда заметил, что Джессалин уж точно не останется одна; он и сестры о ней позаботятся, если их помощь понадобится.

(Кажется, Уайти не обратил внимания на то, что Том не упомянул Вирджила.)

Но отца его слова не убедили. Он был странным образом зациклен на том, что Джессалин понадобится дополнительная защита.

— У вас, ребятки, своя жизнь. Собственные дети. Поэтому я должен ее обеспечить. Она вконец растеряется, если останется одна.

Он нахмурился. Что-то его мучило. Может, он был у врача, подумал тогда Том.

— А в «доверительном управлении» есть какие-то преимущества? — спросила София, так и не дождавшись этого вопроса от других.

— Да, конечно! Вдова защищена от так называемых охотников за сокровищами. А также от сомнительных исков желающих наложить лапу на ее недвижимость. Существует много недобросовестных людей, готовых развести женщину, потерявшую мужа. Доверительное управление — это законная защита от мародеров.

Баррон явно имел в виду состоятельную вдову. Уайти беспокоился, что его дорогая супруга, в силу темперамента, не способна распоряжаться большим наследством.

— Мы сами можем защитить нашу мать от мародеров, — воинственно заявила Беверли. — Для этого нам не нужно доверительное управление.

Тут вмешалась Лорен:

— Хватит уже этих разговоров о «защите» матери. Джессалин Маккларен не инвалид. Она заботилась об Уайти с первых дней их брака... и главной силой, если на то пошло, была она, а не он. Мы все поражены тем, как она стоически переживает папин уход...

— Как надо.

— Да, как надо.

— Если не считать...

— ...Ну да...

— Она никак не может свыкнуться с мыслью, что папа умер.

Повисла пауза. Лорен сама удивилась, что произнесла вслух: папа умер. Ее бледное лицо сурового эльфа неожиданно сморщилось, и из глаз брызнули слезы. 

Вот уж неожиданное зрелище: деловая, жесткая Лорен разрыдалась в публичном месте. А за ней и Беверли. Ну и трепетная София к ним присоединилась.

О боже! Том и Арти Баррон обменялись обеспокоенными взглядами.

Чтение завещания — всегда турбулентность. И в результате все немного колеблется — земля, вода, воздух.

— Мне надо срочно выпить! — пошутил Том, когда они вышли на улицу, в расчете, что его поддержат. Конечно. Отличная идея!

Опухшая от слез Беверли облизнула губы, он это заметил. Но сказала «нет».

А за ней и Лорен. И София. И само собой, мать.

Черт. Придется по дороге домой самому куда-то зарулить. Может, так оно и лучше.

Не слишком ли он много пьет? Но если некому проверить, то что значит слишком много?

Пока все ехали в машине Тома на Олд-Фарм-роуд, дети пытались определить, какие чувства испытывает их мать.

(Но остались ли у нее хоть какие-то чувства? Самоотверженность, стоицизм — да. А вот о чем она думает, а тем более что чувствует, поди догадайся.)

Огорчила ли ее новость о доверительном управлении? Поняла ли она, о чем идет речь? Может, Уайти поведал ей о своих планах и поэтому она не особенно вслушивалась, когда читали завещание? Джессалин никогда не интересовалась финансами, иногда даже затыкала уши, если кто-то заводил разговор на эту тему. Всякое обсуждение подоходных налогов вызывало у нее повышенное сердцебиение.

Маккларены никогда не жили с размахом или вызывающе, как другие, даже победнее, чем они, а в результате они скопили неплохие деньги, сами того не сознавая. Инвестиции Уайти, как и его бизнес-риски, отличались консервативностью; да, небольшая прибыль, но с годами она существенно разрастается.

Если не считать пункта о доверительном управлении, завещание Уайти нетрадиционным не назовешь. Равные доли для наследников, раздача небольших пожертвований отдельным людям и благотворительным организациям, которым они с Джессалин помогали на протяжении многих лет, — ничего необычного, если разобраться.

Ни загадочных фамилий, ни неожиданных бенефициаров. Нет незаконнорожденного ребенка, нет второй семьи. Ничего такого, что могло бы озадачить или смутить родственников ушедшего.

Хоть такое облегчение. (Разве нет?)

Что касается доверительного управления, то у вдовы, похоже, не было никакого мнения на этот счет. Желание супруга неоспоримо, в финансовых вопросах она привыкла полностью ему доверять. А то, что она не может употребить сотни тысяч долларов или миллионы на собственные нужды, так это ее мало заботит; мысль о том, чтобы воспользоваться такими деньжищами, для нее все равно что задумать побег в Тасманию, или в Аргентину, или на Галапагосы, или в Антарктику.

То, что дети так возбудились из-за нее, вызвало у Джессалин смех. Впрочем, они (вероятно) возбудились бы еще больше, если бы она, заполучив огромные деньги, решила бы сразу их потратить.

— Мама, ты не расстроена? Это хорошо.

— Нет, дорогая, я тебе уже сказала.

Почему они ее все время донимают? Как можно быть такими бесчувственными! Инвестиции, недвижимость, страховка, «Маккларен инкорпорейтед»... это чертово поместье... траст... остаток жизни... какое все это имеет значение, после того как она потеряла мужа?

Она смотрит на свои горящие руки... как будто она их скребла по живому с антисептиком.

Дети хотели зайти в дом, но Джессалин с вымученной улыбкой сказала, что она ужасно устала и хочет прилечь.

— Но мы можем побыть с тобой! Составить тебе компанию.

— Вдруг ты захочешь поговорить о завещании? О доверительном управлении? О будущем?

— Нет, нет. Со мной все в порядке.

— Мама, ты уверена?

— Ты точно в порядке?

Умоляют. Принуждают. Может, боятся, что она что-нибудь с собой сделает, если останется одна? Упадет с лестницы и сломает себе шею? Допьет виски и впадет в ступор? На нее все это обрушилось, хватит.

Ее вдовство еще толком не началось, а силы уже на исходе.

— Поезжайте домой. Пожалуйста. У вас своя жизнь. Я справлюсь. Я не одна... со мной Уайти. Спасибо вам за все!

Дорогая, сделай глубокий вдох, еще один. Ты сумеешь это преодолеть.

Приобрести роман можно по