Соратники Алексея Навального объявляют об отказе от практики организованных демонстраций. Инструмент уличного митинга уже несколько раз переживал в России взлеты и падения популярности, символизируя смену поколений в оппозиции. Его эффективность можно поставить под вопрос, но так или иначе он все равно способствует переменам
Последовательный разгром сторонников Алексея Навального довел их до объявления об отказе от массовых митингов. «Уличных протестов в той форме, в какой мы их видели в январе этого года, больше не будет», — ближайший соратник Навального Леонид Волков.
Он, конечно, тут же оговорился: это, мол, не значит, что никаких протестов не будет вообще. Будут — но никто не будет их готовить, назначать на определенную дату и заранее анонсировать. «Это всего лишь означает, что протест вспыхнет спонтанно, как это произошло в Тунисе в 2011 году, — заключил Волков. — Это хорошо? Нет. Это неизбежно? Да».
, раз уж о них напомнили, начались с того, что молодой торговец фруктами Мохаммед Буазизи сжег себя в знак протеста. История трагичная — юноша торговал без разрешения, за что его штрафовали. Он мог бы решить проблему взяткой, но денег на взятку у него не было. В итоге его товар раскидала чиновница местной администрации (поношение от женщины Буазизи воспринял как особое оскорбление), закончилось все безуспешным походом к местному губернатору и демонстративным самосожжением, спровоцировавшим массовые протесты и дальнейшую революцию.
То есть предупреждение у Леонида Волкова получилось интригующее. Нехорошо, конечно, признает он. Но бывают, видимо, ситуации, когда по-другому никак.
На что здесь расчет, не вполне понятно. То ли оппозиционеры теперь перейдут на конспиративное положение наподобие дореволюционных подпольщиков и будут готовить нечто секретное, то ли надеются на случай и неизбежность исторического процесса, который рано или поздно должен создать удачную ситуацию. Впрочем, конспирация на то и конспирация, чтобы мы о планах до поры до времени ничего не узнали.
Тактический отказ от уличных протестов, возможно, и оправдан. Свежий опрос «Левада-центра»* показал, что митинги 21 апреля поддержало . Еще в январе этот показатель равнялся 22%. Среди тех, кто узнает новости из Telegram, процент симпатизирующих все еще высок — 51%. И если бы все в стране читали Telegram, оппозиции было бы проще.
«Большой стиль», то есть практика массовых уличных демонстраций, уже несколько раз возрождался и исчезал в современной России. В путинскую эпоху протестных волн было две: в нулевых оппозиционеры, образуя порой причудливые политические коалиции, ходили по улицам «маршами несогласных». В следующем десятилетии на многочисленные митинги выходили за честные выборы — закончилось все «болотным делом». Оба раза оппозиционные протесты по инерции еще какое-то время продолжались в виде «Стратегии-31» или «Народных гуляний», но постепенно сходили на нет. Серия акций, организованных Навальным, — это уже, получается, третья волна.
Главных целей митингующим добиться так и не удалось: ни свержения режима, ни хотя бы реальной либерализации избирательного процесса. Когда-то все это работало — и войну во Вьетнаме можно было остановить демонстрациями, и даже Советский Союз снести. Не говоря уже о более мелких авторитарных режимах. Но в последние годы удачных попыток становится все меньше. Власть тоже сделала выводы из истории. Ей уже не нужно выбирать между безоговорочной капитуляцией и танками. Достаточно поддерживать репрессии ровно на том уровне, который удерживает оппозиционеров от штурма дворца правителя, закрывая антиправительственные организации и блокируя их финансирование. Соцсети, которые несколько лет казались верным оружием восставших, правительства научились использовать для слежки. И протест постепенно истощается.
В Гонконге, например, несколько лет назад на улицы выходили сотни тысяч человек, протестуя против коммунистического режима. Однако повторять Тяньаньмэнь китайское руководство не стало, ограничившись жесткими полицейскими мерами и относительно точечными арестами. Теперь движение за свободу Гонконга вроде и не умерло, но выглядит не особо перспективно. Примерно так же закончились протесты в Белоруссии и Таиланде. Даже во время «арабской весны» получилось не у всех — в Бахрейне, например, где протестовать вышла чуть не треть населения страны, власть успешно подавила выступления. Не получая результата по алгоритму, оппозиция впадает в прострацию.
Гарантированного рецепта успеха не существует. В любом ряду внешне похожих событий находятся исключения.
В прошлом году отмечалось десятилетие «арабской весны», и ее результаты до сих пор противоречивы. Пессимисты указывают на то, что очень немногие страны действительно добились демократизации, а зачастую революции породили хаос или реванш авторитаризма. Оптимисты говорят, что эффективность восстаний не измеряется свергнутыми режимами — главное, что начало меняться сознание людей и рано или поздно это приведет к позитивным изменениям.
Это происходит даже в России: несмотря на то, что традиционно страна все еще считается в целом консервативной, общество за последние 15 лет все равно стало заметно толерантнее. Протесты становятся катализатором гражданского активизма в разных областях и все равно заставляют власть и общество постепенно пересматривать взгляды. Ушла, например, острота межэтнических конфликтов, на ЛГБТ и феминизм уже не смотрят как на экзотику, развились движение волонтерства и независимая журналистика (как ни парадоксально, разгромами традиционных СМИ власть добилась лишь появления десятков новых медиа, на которые есть большой спрос). Возможно, для постпутинской России все это окажется важнее, чем смена состава депутатов — во всяком случае, перемены уже не станут настолько резкими для общества, как в начале 1990-х для советских граждан.
В современном цифровом мире такой инструмент, как демонстрация, вообще начинает казаться не столь уж обязательным. Раньше с их помощью активисты убеждались в том, что они не одиноки — соцсети доказывают это гораздо нагляднее. Однако важным фактором здесь является демонстрация оппозиционерами готовности пойти на риск — быть избитым или арестованным. Без этой жертвенной готовности они выглядят неубедительно, и поэтому Навальный, фактически добровольно принесший себя в жертву, вызывает столько сочувствия. Правда, учитывая темпы, с которыми государство спешит разобраться с «политически неправильными» записями в интернете, скоро уже и публикация обычного поста потребует смелости.
Публичная демонстрация все еще считается самым верным способом меньшинства привлечь внимание к определенной теме, начать неприятный для большинства разговор — особенно там, где нет легальных способов для дискуссии. Протест, даже неудачный, все равно работает. Он постоянно напоминает о возможности альтернативы, создает новые социальные связи и распространяет идеи в общество, в конечном итоге изменяя его жизнь путем коллективных действий — в теории. На практике, для того чтобы протест стал действенным инструментом, разновидностью политических дебатов, должно пройти много времени.
Леонид Волков и прав, и неправ. Перед нами наверняка не финал, а всего лишь очередной виток все того же цикла, который когда-нибудь приведет к результату. «Зима будет долгой, но все обойдется», как поется у «Сплина». Перерыв лидеры протеста могут использовать, например, для того, чтобы подготовить идеологическую почву для будущих преемников — даже в ссылках и тюрьмах революционеры прошлого написали немало важных книг и статей. Но при этом хедлайнеры протеста до сих пор полностью сменялись с каждой протестной волной, и совсем не факт, что следующую снова возглавит Навальный и его соратники.
*Организация признана Минюстом НКО — иностранным агентом.
Больше текстов о политике и обществе — в нашем телеграм-канале . Присоединяйтесь
Вам может быть интересно:
Свежие комментарии