Возмущенная общественность как оправдание жестокости: можно ли сочувствовать девушке, сбившей детей

18-летняя москвичка Валерия Башкирова то ли засмотрелась в телефон, то ли была ослеплена солнцем, но устроила смертельное…

18-летняя москвичка Валерия Башкирова то ли засмотрелась в телефон, то ли была ослеплена солнцем, но устроила смертельное ДТП с тремя детьми. Двое погибли. Сперва девушку отправили под домашний арест. Затем в дело вступила возмущенная общественность, и меру пресечения ей изменили на СИЗО. Эти призывы к мести и каре, на мой взгляд, не лучше поступка, который совершила студентка.

фото: Валерия Башкирова в зале суда (Газета.Ру)

Эта история черно-белая. Здесь безусловен ужас случившегося. Как безусловна и вина. Здесь не может быть двух позиций. Здесь все возведено в степень. Трагедия? Да, и ее боль пронизывает насквозь. Преступница? Да. Но именно в этой точке нужно остановиться.

«Мы сделаем все, чтобы она не отделалась», — написал депутат Госдумы Александр Хинштейн. «18-ти летняя с***», — так назвал девушку журналист Гия Саралидзе. А политик и борец с наркоманами посредством батарей и наручников Евгений Ройзман выбрал во всей драме лишь то, что она «блондинка». Словно именно это доказывает ее вину. Будто брюнетки такого сотворить не могли. Не говоря уже о мужчинах. «Под давлением возмущенной общественности суд изменил меру пресечения», — сообщили в итоге нам сводки новостей.

«Возмущенная общественность» понятие удобное, универсальное и безликое. Кто там, за этой самой общественностью скрывается? Феминистки, водители грузовых фур, одинокие мамы, ветераны Афгана? А никто. Коллективный «человек возмущенный». Чей гнев может быть направлен хоть на танцующих на амвоне девчонок в балаклавах, хоть на подростков, вышедших с желтыми уточками на Тверскую, хоть на сбившую детей на переходе студентку. Лишь бы в порыве недовольства требованием была — Месть.

Когда суд отправил Валерию Башкирову под домашний арест, я и сам погряз в сомнениях наперебой с потоком слов ненависти, возмущения и злобы. «Почему так мягко? В камеру ее, никакого сострадания!», — кричал мне мой внутренний голос. Кричали в лентах соцсетей люди совершенно разных взглядов, возрастов и профессий. Живые люди.

Да, увидев кадры с камер видеонаблюдения, как и все, я испытал ужас. Но именно в таких состояниях чувственной крайности, максимального кипения разума нужно уметь не идти вслед за адом рядом, не отправляться еще дальше в этот самый ад. Хотела ли девушка сбить детей, мечтала ли лишить их жизни? Мне кажется, этот вопрос мы должны задавать себе первым.

Валерия Башкирова сбила семью не потому, что у машины есть мигалка, а у нее погоны, не потому, что ее папа министр или генерал ФСБ. В биографии отца студентки нашлись следы силовика, но явно не того полета, чтобы скостить наказание дочке. Да и не наглость и вседозволенность золотой молодежи жала тогда на газ перед коляской. Не водитель вице-президента «Лукойла» спешил по Ленинскому с начальником на заднем сидении.

От чего нам станет лучше, нам, призывающим покарать убийцу? От того, что девчонка будет жрать баланду, сидя в камере вместе с зарезавшими собутыльниц за стакан водки? От того, что она будет страдать не только морально, неся всю жизнь свою на себе этот груз боли, но и физически? Да и страданием ли должно измеряться наказание? И можно ли вообще в России желать человеку тюрьмы?

Иногда кажется, что мы хотим на средневековую площадь для казней. Скучаем по римскому Колизею и по своему вытянутому кулаку с большим пальцем, смело направленным вниз.

Словно требуя зрелищ, толпа в унисон кричала: «Убила? Значит сама умри!»