В книге «Новый баланс сил: Россия в поисках внешнеполитического равновесия» директор Московского центра Карнеги Дмитрий Тренин дает оценку работе Москвы во внешней политике последних десятилетий, рассуждает о роли России в мире и предлагает возможные варианты развития событий в быстро меняющемся мире. С разрешения издательства «Альпина Паблишер» «Сноб» публикует одну из глав
Главная мировая тенденция 2020-х годов — начало становления миропорядка, в котором страны Запада впервые с эпохи Великих географических открытий и повторного изобретения пороха не будут играть господствующей роли. Речь идет как о геополитике и геоэкономике, так и о культуре и идеях, которые будут править миром. Либеральная демократия, триумфально победившая советский коммунизм в конце холодной войны, не смогла утвердиться в незападной части мира и столкнулась с вызовами внутри самого Запада. В то же время альтернативная либерализму глобальная модель отсутствует.
Процесс глобализации не двинулся вспять, но глобализация в форме вестернизации достигла своих пределов. В рамках глобального мира идет процесс структуризации на уровне макрорегионов. Запад, потерпевший неудачу в распространении своей системы на весь мир, стремится теснее сплотиться в противоборстве с соперниками. В это же время внутри Запада проходит лавинообразное ослабление традиционных, особенно христианских, ценностей, на смену которым приходят ценности трансгуманизма. Вопросы морали, нравственности, этики выдвигаются в первый ряд идейной борьбы, занимая то место, которое во второй половине ХХ века принадлежало проблемам демократии. Запад быстро меняет лицо, внешняя политика западных стран идеологически перевооружается и активизируется.
Соперники Запада не объединяются пока в единый геополитический блок. Если их что-то объединяет, так это то, что в противовес западному универсализму они отстаивают принцип национальной идентичности и национального суверенитета. Китай — главный экономический и технологический соперник США на современном этапе — предлагает ряд сформулированных в самом общем виде принципов — «общей судьбы человечества», «новых отношений между великими державами» и т. п. При этом, оставаясь государством, руководимым и направляемым коммунистической партией, КНР не выдвигает идеологической альтернативы экономическому либерализму, во многом благодаря которому Китай смог стать крупнейшей мировой экономикой. На практике китайское руководство остается сосредоточенным прежде всего на проблемах своей страны.
Россия, частично восстановившая военную мощь и своим поведением бросившая вызов доминированию США, находится еще только в поиске идейной основы своей политики. Взаимодействие Китая и России, одновременно оказавшихся под политическим, экономическим и военным давлением США, становится более тесным. Тем не менее новый расклад сил не предвещает формирования жестких военно-идеологических блоков по образцу холодной войны. На мировой геополитической арене западный универсализм во главе с США сталкивается с очень разными обществами, отстаивающими национальные модели развития и национальный суверенитет. Дилемму расколотого мира ХХ века — демократия или коммунизм — в глобальном мире XXI столетия сменила другая дилемма: универсальное или национальное. Именно эта ось становится новым мировым водоразделом. Турбулентность нарастает.
Эту турбулентность усиливает технологическая революция, затрагивающая все стороны жизни обществ и государств. Распространение новых технологий приведет к быстрому отмиранию ряда массовых профессий и как следствие к революции на рынках труда. Развитие биоинженерии не только открывает перспективу существенного продления жизни, но и создает основу для социального неравенства совершенно иного рода, чем ранее: богатые могут жить существенно дольше, чем остальные люди, и при этом оставаться здоровыми. Открывается перспектива появления совершенно нового человека — но уже не в духовном, а в физиологическом смысле слова. Господствовавшие до сих пор моральные и этические установки ставятся под вопрос. Искусственный интеллект не только революционизирует повседневную жизнь, но и создает возможность войны машин в совсем ином смысле, как это понималось столетие назад: в этой новой войне машины будут не только выполнять приказы человека, но и принимать решения за него и зачастую против него.
Современный этап развития цивилизации называют информационным. Информация, знания становятся важнейшими ресурсами. В соперничестве великих держав информационное поле уже стало фактически самым важным. Банки информации уже как минимум не менее важны, чем финансовые институты. Владение нужной информацией считается одним из основных факторов государственного управления, а в определенных случаях — международного и даже глобального доминирования. Быстро поднявшиеся информационные корпорации, такие как американские Google, Facebook, Apple, — явление совершенно иного рода, чем привычные транснациональные корпорации или инвестиционные банки. В то же время обилие информации и невиданные возможности манипулирования ею, создания альтернативных фактов, фальшивых новостей, подделки и имитации всего и вся уже создали мир «постправды», где реальность вынуждена сосуществовать с правдоподобными образами и где фактически отсутствуют надежные механизмы верификации.
•••
Столь масштабная смена эпох неизбежно связана с огромными сдвигами и потрясениями, которые полностью изменят всю систему международных отношений. Сейчас мы можем только строить предположения о том, какой порядок сменит нынешнюю систему и сколько времени уйдет на его формирование: мы присутствуем на самых ранних этапах изменений. С уверенностью можно сказать лишь то, что переходный период будет крайне сложным, опасным и по человеческим меркам долгим.
Три события начала XXI века обозначили начало перехода. Первым стал финансовый кризис 2007‒2008 годов, обнаживший слабость и уязвимость западной модели экономики и, соответственно, западного варианта глобализации. В отличие от Великой депрессии 1930-х годов этот кризис не привел к глубоким экономическим и политическим реформам в США и Европе. Ситуация на Западе продолжает усугубляться, порождая внутреннюю неустойчивость в ведущих странах. В то же время Китай, несмотря на известные внутренние диспропорции, не только продемонстрировал устойчивость своей экономики, но и обрел еще большую уверенность в своем стремлении добиться долгосрочной цели — стать крупнейшей экономикой мира и обеспечить благосостояние огромного населения страны.
Вторым явился украинский кризис 2014 года, который после четвертьвекового перерыва вернул в повестку международных отношений соперничество великих держав: своими действиями в Крыму и на востоке Украины Россия бросила вызов миропорядку, установленному и поддерживавшемуся Соединенными Штатами Америки. Украинский вызов был усилен сирийским: Россия в 2015 году не только вернулась на Ближний Восток, нарушив 25-летнюю американскую монополию на применение силы в регионе, но и помешала Вашингтону реализовать важную для него задачу — свержение режима в Дамаске и ликвидацию иранского влияния в Сирии. Более того, вслед за Ближним Востоком Россия возобновила активную деятельность в различных регионах мира — от Центральной Африки до Латинской Америки.
Третьим стало избрание в 2016 году Дональда Трампа 45-м президентом США, отразившее серьезный кризис демократии в самом центре современного Запада и приведшее к повороту во внешней политике Вашингтона от лидерства к жесткому соперничеству с другими странами, не исключая американских союзников. С тех пор, в том числе в условиях начавшейся в 2020 году пандемии COVID-19, политический, социальный, идеологический и культурный кризис в США продолжает обостряться. Выборы 2020 года, приведшие к поражению Дональда Трампа и избранию Джозефа Байдена, не завершили его. Вероятно, Соединенные Штаты вступили в полосу серьезного внутреннего противоборства, конфликтов и, возможно, потрясений.
В геополитике и геоэкономике (включая технологии и финансы) главным межгосударственным противостоянием стало соперничество новой пары глобальных сверхдержав — США и Китая. Это соперничество, вошедшее в 2020 году в стадию конфронтации, заняло положение центральной оси глобальной политики и экономики. Конфронтация с Китаем, на которую пошло руководство США, не является личным выбором Трампа. Американский политический класс, его идеологическое крыло, военно-промышленный комплекс, очевидно, пришли к выводу, что, если не попытаться сейчас сдержать рост мощи Китая, уже в среднесрочной перспективе США будут оттеснены КНР на позицию второй сверхдержавы, чего ни в коем случае нельзя допустить.
Другие страны, строя свою политику, вынуждены все больше учитывать фактор нараста ющей американо-китайской конфронтации. Союзники США — Европа, Япония, Южная Корея, Канада, Австралия и другие — зависят от Вашингтона в вопросах безопасности и давно доверили американцам общее управление своей внешней политикой. В то же время эти страны активно торгуют с Китаем, экономически связаны с ним. Американо-китайская конфронтация ставит их в сложное положение. США, вероятно, будут требовать от союзников полной солидарности, но в отсутствие китайской военной угрозы такое давление будет восприниматься болезненно, провоцируя напряженность в американском лагере.
У Китая практически нет формальных союзников. Ряд государств — Россия, Пакистан, Иран, Казахстан и другие — находятся в тесных партнерских отношениях с КНР, но обязательствами поддерживать Пекин они не связаны. В то же время эти страны, как и Китай, стремятся к более уравновешенной структуре международных отношений, гегемония США их не устраивает. Объективно, исходя из собственных национальных интересов, ряд влиятельных мировых игроков при проведении самостоятельной политики будет скорее на стороне Китая, а не США. Тем не менее жесткой блоковой биполярности по образцу холодной войны, вероятно, удастся избежать, ситуация будет более сложной, чем во второй половине ХХ века.
Параллельно с центральным противостоянием США и Китая усиливается конфронтация между США и Россией и обостряется соперничество между Китаем и Индией. На этом фоне укрепляются неформальные альянсы — между Пекином и Москвой, Вашингтоном и Дели, Дели и Токио, а также возрастает нагрузка на партнерство Дели и Москвы, а также на отношения России и Японии. Наряду с противостояниями и сближениями глобального уровня обостряется соперничество на региональных площадках, в частности на Ближнем и Среднем Востоке.
В обозримом будущем — во всяком случае до конца нынешнего десятилетия — Соединенные Штаты Америки будут заняты поиском выхода из переплетения внутренних кризисов. Не менее важно для Америки сформулировать новую адекватную цель, а также роль и стратегию поведения в мире. Сделать это будет особенно сложно, учитывая комплекс американской исключительности и приобретенные в ХХ веке привычку силового доминирования и ощущение морального превосходства. Дальнейшее ослабление гегемонии будет порождать болезненную реакцию, вызывать попытки развернуть ход исторических процессов, остановить противников все еще колоссальной мощью США, силой американских союзов.
Во многих отношениях «спуск» США с мирового Олимпа, даже всего на одну позицию, обещает быть более рискованным, чем был их стремительный подъем наверх.
Европейский союз, потеряв в результате британского референдума 2016 года одного из своих самых влиятельных членов, не распадется и даже может более сплотиться. Тем не менее дальнейший ход европейской интеграции осложняется фактором усиления роли национальных государств и, соответственно, роста противоречий между ними. Берлину и Парижу будет непросто поддерживать тандем в рабочем состоянии и обеспечивать таким образом лидерство в Европе. Германо-французскому ядру ЕС придется улаживать проблемы сразу на нескольких направлениях: север‒юг, запад‒ восток, отношения со странами за пределами ЕС и т. д. Оставаясь военно-политическим союзником США в рамках НАТО, Европа вынуждена оппонировать Вашингтону в экономических вопросах. Особенно болезненным будет вопрос о практической солидарности с США в отношениях с Китаем. Вероятно, Америка сумеет и в этом случае найти способ добиться послушания Европы, как это уже произошло в отношении Ирана и России, но нагрузка на трансатлантические связи будет возрастать.
Столкнувшись неожиданно для себя с резко возросшим давлением со стороны США, Китай вынужден существенно изменить стратегию внешней политики. В течение четырех десятилетий эта политика была нацелена на постепенное врастание КНР в мировую экономику и на этой основе на политическое возвышение Китая без конфликта с США. Теперь Пекин должен отстаивать и продвигать свои интересы — как экономические, так и политические — в условиях перманентной конфронтации с Вашингтоном. В новых условиях геополитическое и военно-стратегическое измерения китайско-американских отношений, ранее находившиеся на их периферии, приобретают гораздо более важное значение.
Встает вопрос — способен ли Китай предложить глобальную альтернативу американоцентричному либерально-демократическому миропорядку: экономическую, политическую, идеологическую — причем альтернативу не универсалистскую, как в СССР, а вариативную.
Иными словами, может ли Китай во взаимодействии с другими странами предложить в будущем модель миропорядка, основанного на принципе единства в различиях.
Во многих регионах мира, однако, основное соперничество будет разворачиваться не между Америкой и Китаем, а между региональными державами. На Ближнем и Среднем Востоке, например, это Турция, Иран, Саудовская Аравия и Израиль. В Восточном Средиземноморье — Турция и Греция с вовлечением Франции, Италии и других стран ЕС. Во внутреннем ливийском конфликте активную роль играют, с одной стороны, Турция, а с другой — Египет и Объединенные Арабские Эмираты, притом что Франция и Италия оказываются связанными с противоборствующими ливийскими сторонами. В Южной Азии важнейшим фактором является противостояние теперь уже ядерных держав Индии и Пакистана. В Северо-Восточной Азии небольшое северокорейское государство, находящееся в плотной внешней и внутренней изоляции, создало ракетно-ядерный потенциал, представляющий угрозу не только для Южной Кореи и Японии, но и для США. В Восточной Европе, как продемонстрировал политический кризис в Белоруссии, роль региональной державы стремится играть Польша.
Глобализация приобретает новые черты при гораздо большей роли государства. В геоэкономике в условиях все чаще применяемых, особенно Соединенными Штатами, односторонних санкций это пересмотр внешнеэкономических отношений с позиций национальной безопасности, получивший название секьюритизации.
Происходит частичная фрагментация мирового рынка, образование замкнутых торгово-экономических и технологических пространств по принципу политического тяготения, переход в ряде случаев на импортозамещение, отказ ряда стран от американского доллара в качестве универсального платежного средства и переход на расчеты в национальных или других валютах — например, в евро, а в перспективе в криптовалютах.
Глобализация, единство информационного пространства, ускоряет кризис всех существующих моделей политических режимов, как демократических, так и авторитарных. Повсюду в мире население все чаще приносит сюрпризы политикам и правителям. В этих условиях уже не приходится говорить, как еще недавно, о волнах демократизации: движение происходит разнонаправленно. Где-то продолжается борьба за демократию, где-то либеральные тенденции получают консервативный отпор, где-то верх берут крайне правые, традиционалистские или даже неофашистские тенденции. Самое существенное то, что в самих цитаделях демократии — США, Западной Европе — заметно падает доверие к элитам, успешно приспособившим демократические правила и процедуры для легитимации своего господства. Поддержание внутренней стабильности государств и даже их целостности становится, таким образом, все более трудным делом.
В идеологии в результате кризиса глобализации произошло ощутимое ослабление еще недавно безраздельно господствовавшего либерализма. На Западе популярность вновь приобретают консервативные и новые левые взгляды, растет — особенно в результате продвижения климатической повестки дня — влияние «зеленых» идей. Все чаще те или иные движения обходятся вообще без идеологии, без программ и признанных лидеров, даже без авторитетов. Все это отражает быстрое изменение общества, испытывающего на себе влияние взрывного развития новейших технологий — искусственного интеллекта, робототехники, биоинженерии и т. д. Изменения человеческого общества приобретают фундаментальный характер, в то время как формы и принципы организации социума остаются застывшими. Попытки же идти в ногу со временем и отказаться от привычных принципов, например в вопросах пола и семьи, подрывая устои, ускоряют процесс общей хаотизации. Наиболее серьезные последствия в результате идеологических коллизий и развеивания базовых мифов могут наступить в государствах, выстроенных на идеологической основе, как США, или объединениях государств, таких как Евросоюз.
Демографические сдвиги меняют лица стран, вес отдельных государств в мировой системе, даже этнический состав и цвет кожи их жителей. Особенно быстро растет в XXI веке население Африки, догоняющей приближающуюся к пику численности Азию. Достигнув этого пика, Индия и Китай останутся самыми крупными нациями. В развитой части мира продолжает быстро увеличиваться население Северной Америки, благодаря чему США смогут оставаться сверхдержавой — номер один или номер два — на протяжении всего нынешнего столетия. В то же время демографический состав населения США также изменится, что сделает Америку еще менее европейской в культурном отношении. Страны Евросоюза будут расти, но слабо, при этом, как и в США, их население будет становиться менее однородным. Тенденции для России негативные и опасные: ее население будет сокращаться и стареть. Внешним ресурсом для РФ может быть продуманная и активная политика стимулирования иммиграции и натурализации, прежде всего русскоязычных граждан соседних стран — Украины, Белоруссии, а также других государств — бывших советских республик, где население будет расти: Азербайджана и стран Средней Азии.
Наконец, заметно меняется климат Земли. Что бы ни было главной причиной этого — природные циклы или человеческая деятельность, температура будет повсеместно повышаться, вызывая серьезные последствия. В России эти изменения идут вдвое быстрее, чем в среднем на планете. Последствия потепления очевидны: таяние вечной мерзлоты, повышение уровня Мирового океана, освобождение Арктики ото льда. Какие-то из этих факторов будут благоприятствовать развитию экономики, особенно сельского хозяйства, какие-то заставят менять инфраструктуру на огромных территориях, некоторые будут представлять реальную опасность. У России как северной страны есть возможность извлечь максимум пользы из климатических изменений. Если это удастся, развитие России может ускориться, а ее положение в мире — укрепиться.
Глобальные проблемы требуют глобальных решений, широкого международного сотрудничества. Центральной площадкой такого взаимодействия формально является Организация Объединенных Наций. С официальной российской точки зрения ООН является центральным органом системы международных отношений, основой современного миропорядка. В реальной жизни роль ООН гораздо скромнее. В своей штаб-квартире в Нью-Йорке и в нескольких региональных отделениях эта организация сводит представителей всех стран мира вместе, но объединить их не в ее силах.
Для России в практическом плане главное значение имеет постоянное членство в Совете Безопасности ООН — высшем органе, занимающемся вопросами мира и безопасности, а также связанное с этим членством право применять вето в отношении решений, не отвечающих интересам Москвы. Иными словами, Россия наряду с четырьмя другими постоянными членами СБ ООН может определять международную легитимность тех или иных решений и действий. Это обстоятельство не только указывает на статус РФ как мировой великой державы, но и подчеркивает роль страны как одного из архитекторов миропорядка, установленного в результате Победы 1945 года.
На самом деле все это в значительной степени риторика и видимость. Мир живет не по уставу ООН. США имеют достаточно возможностей действовать в обход Совбеза ООН и пользуются этими возможностями, когда считают необходимым. Блокировку Россией выгодных США решений Совбеза в Вашингтоне называют обструкцией. Что касается престижа постоянного членства в СБ, многие страны указывают на то, что оно отражает соотношение сил в мире по состоянию на 1945-й или 1985 год, но не реалии сегодняшнего дня. Более того, роль СССР в разгроме нацизма пересматривается во многих странах Восточной Европы, что находит поддержку в Европейском парламенте.
Другие органы ООН — Генеральная Ассамблея и прочие — важны как места контактов и форумы для дискуссий, но не имеют решающего значения для российских интересов. Россия в целом сдержанно относится и к миротворческим операциям ООН. Специализированные организации ООН имеют значение в соответствующих сферах, например в здравоохранении. «Генетически» связанные с ООН международные финансовые организации — прежде всего Всемирный банк и Международный валютный фонд — находятся ближе к периферии интересов современной России, полагающейся на собственные ресурсы и вынужденной противостоять политике экономических и финансовых ограничений, проводимой Западом.
Таким образом, официально выступая за укрепление роли Организации Объединенных Наций как центрального института современного миропорядка и Устава ООН как главной нормы международной жизни, России необходимо выстраивать общую стратегию защиты и продвижения своих интересов в реальном мире с учетом нового баланса сил и существующих силовых полей. Без такой общей — «большой» — стратегии ее внешняя политика, даже основанная на здоровом прагматизме, останется недостаточно эффективной.
Приобрести книгу можно по
Больше текстов о политике и обществе — в нашем телеграм-канале . Присоединяйтесь
Вам может быть интересно:
Свежие комментарии