Юмор в России превращается в последнее прибежище свободы. Стендап, пока что лишенный цензуры, говорит о проблемах, которые власть предпочитает игнорировать. Только там можно услышать фамилию Навальный, посмеяться над ним и над Путиным, а еще как над белыми цисгендерными мужчинами, так и над радикальными феминистками. Впрочем, юмор меняется вместе со временем, и то, что недавно казалось смешным, произносить со сцены становится неприлично. В честь премьеры сериала «Я не шучу», который выходит на платформе КиноПоиск HD, замглавреда «Сноба» Ренат Давлетгильдеев и специальная корреспондентка проекта Саша Чернякова встретились с авторами сериала и поговорили о границах шуток, женщинах и геях в стендапе, цензуре в юморе и новой этике
Саша Чернякова — Елена Новикова
«Я женщина-стендапер в Кузьминках»
Ɔ. Еще в трейлере говорится, что сериал «основан на реальной жизни». Про что этот сериал и трудно ли играть саму себя?
В сериале — ситуации из моей жизни, которые мы довели до кинематографического языка. То есть события знакомые, но местами утрированные. При этом играть саму себя вообще не сложно. Входи в кадр и говори свой текст, что тут сложного? Для меня это история про женщину-автора, комика, и ее муза — ее собственная жизнь. Дети, мужчины, работа — это в определенном смысле источник ее вдохновения. Но у нее нет какой-то супер-цели, как в коммерческом кино, где герой непременно чего-то добивается, преодолевает препятствия и в конце получает надежду на лучшую жизнь. Также и у меня сегодня нет этой супер-цели. Такое мышление ближе тридцатилетним людям, которые только пытаются чего-то достичь. Моя же героиня смотрит на жизнь через призму своего опыта, и я скажу так: в пятидесятилетнем возрасте ты уже никому ничего не доказываешь. Тебе просто хочется, чтобы от тебя отстали. Ты уже все разложила по полочкам: если тебе хорошо, всем вокруг будет хорошо. Просто кайфуй, делай, что интересно и живи. А ей интересно лавировать на своем ковчеге в Кузьминках, с детьми, мужьями, свекровью и собакой, это ее идеальная среда, тут она счастлива. Не знаю, насколько это понятно будет зрителям, но лично мое кино вот об этом. Артхаус? Он самый.
Ɔ. Ты пришла в стендап в 15-м году. До этого ты очень долго работала актрисой. Твой уход как-то связан с фразой «Хочу, чтобы от меня все отстали»?
Да, наверное, это отчасти так. Я поняла, что в стендапе могу рефлексировать и рассказывать о себе. До этого я работала в театре пятнадцать лет, и у меня была очень активная актерская жизнь. Три «Аленьких цветочка» с утра, а вечером Шекспир. И так тридцать дней в месяц. В какой-то момент я задала себе вопрос: что я тут делаю вообще? Я в прямом смысле жила в театре: халат, зубная щетка, тапочки и букет ландышей, который приносил кто-то из тайных воздыхателей администрации театра. Это страшно, когда ты находишься пятнадцать лет на одном месте и ничего не меняется, а тебе уже не двадцать пять, становится стыдно, даже пошло. И я ушла из театра. После тридцати родила детей, и на какое-то время полностью посвятила себя им. Но я все-таки актриса. Мне нужны аплодисменты, нужно быть в кадре, находиться в центре внимания. Стендап для меня оказался таким возвращением в профессию, мне сразу стало это интересно: ты одновременно и актриса, и сценарист, и автор, и режиссер, и продюсер. А главное — лидер мнения, который через монолог протаскивает в массы лично свои убеждения. Мне кажется, этим и должен заниматься настоящий актер, чтобы прокачать свое мастерство.
Ɔ. Каково быть женщиной-стендапером в России?
Ну, «в России» — это громко сказано. Я скорее женщина-стендапер в Кузьминках. Поначалу было трудно. Писать шутки, проверять их каждый день в клубах, а это не всегда удачные выступления. Ты всегда готовишься к тому, что сегодня ты не зайдешь, не попадешь в зрительское настроение. Перестать волноваться невозможно. Опытные стендап-комики знают: надо общаться с залом, чтобы завоевать кредит доверия, а я еще этого не умею. Учусь, но пока выходит коряво, потому что я то сразу начинаю бомбить какими-то шутками, а зрители не въезжают, что происходит и кто я такая, либо я начинаю тонуть в этом общении, потому что кто-то в носу ковыряется, кто-то воздевает руки к небу, глаза закатывает: «Господи, какая старая баба, что она говорит вообще!» Конечно, это все в моей голове, они так не думают, просто я еще не уверена в себе.Сформулировать шутку коротко и понятно очень сложно. Прежде, чем этот бриллиант найдется, пройдут десятки выступлений. Этим надо постоянно заниматься, а у меня дети, у них школа, колледж, кружки. Часто жертвую концертами, когда знаю, например, что у ребенка проблемы с математикой и нужно ему помочь. А надо бы выступать каждый день, но у меня не всегда из-за семейных дел получается. Короче, все, как в нашем с Леной Красильниковой сериале.
Ɔ. Ты когда-нибудь сталкивалась с мнением, что женский юмор — отстой?
Давным-давно, может быть. Я с детства не любила эти юмористические программы, которые смотрели мои родители по телеку. Все эти аншлаги, огоньки и прочее. Непонятные образы женщин в фартуках или шляпах, которые говорят о каких-то несуществующих вещах противными голосами — я не видела их в своей жизни, непонятно было, над чем родители смеются. И это очень бесило. Потому что они оккупировали телевизор на два часа, а по другой программе шел, допустим, фильм с Джонни Деппом.
Ɔ. Потом появился Comedy Woman с довольно стереотипными женскими образами и мизогинными шутками. Долгое время казалось, что женщина может быть смешной, только если будет себя стебать и унижать, используя для этого позитивный сексизм. Сейчас это изменилось?
Я телек вообще не смотрю и не знаю, что сейчас там напридумывали про женщин. И я совсем не фанатка Comedy Woman. В стендапе я вижу совершенно других женщин. Возможно, они существуют только в андеграундном пространстве. То, что происходит по настоящему в клубе, вы не увидите по телевизору. Цензура в телеке говорит: нельзя про митинги, Крым, Путина. Про курение, секс и геев тоже не надо. Давай лучше про детишек, мужиков в офисе, баб за рулем или акции в «Пятерочке». На живых выступлениях можно все. Ходите на комиков в клуб.
Я дико симпатизирую юмору Зои Яровицыной. Нравятся темы у Вики Складчиковой, Иры Приходько и Натальи Гариповой, они настойчиво говорят о женской сексуальности. Об этом необходимо говорить, иначе мы так и будем обесценивать себя, обслуживать сексуальную потребность мужчин, типа, ему хорошо — и ладно, а я потом, сама.
По поводу того, кто смешной, кто не смешной — зачем это разделение, все на сцене в равных условиях и мужчины, и женщины? Не смешной тот, кто не смешной, вне гендерности, блин, это же очевидно.
Ɔ. Тебе важно бороться со стереотипами о женщинах с помощью шуток?
У меня нет такой цели. Мне, например, не нравится слово «телка» и не нравится, когда так говорят мужчины, но есть же реально «телки», истинные, они себя так и позиционируют в инсте. Мне не хочется, чтобы моя дочь оказалась среди них, про это можно написать шутку. Потому что это волнует меня, как мать. Так что мой метод — это, скорее, поиск того, что меня волнует, а не борьба.
Если же в общем говорить про сексизм, то я с ним сталкиваюсь, как водитель, в автосервисах. Как-то у меня сломалась машина, и мастер такой говорит: «Надо менять дроссельную заслонку». Я попросила рассказать, что это такое. И так его, видимо, этим шокировала, что он стал называть меня «эта женщина». «Эта женщина спросила» или «эта женщина пришла и стоит над душой». А я действительно хотела понять, за что плачу деньги, но в ответ только: «Долго объяснять, мы разберемся». Пока они разбирались, я все платила и платила, одной дроссельной заслонкой не обошлось. В итоге позвонила своему «другу из 90-х», как я его называю, он идеально решает проблемы, передала менеджеру телефон и они поговорили. И вот этот голос из 90-х сработал. Мне вернули машину, которая, оказывается, уже была в порядке. Неприятно, что для того, чтобы быть услышанной, я должна демонстрировать силу, становиться злым мужиком.
Ɔ. В стендапе ты сталкивалась с эйджизмом или сексизмом?
В стендапе ко мне все сразу хорошо отнеслись. Несмотря на свой возраст и гендер, я постоянно получала поддержку. После выступлений подходили молодые люди и говорили, какая я крутая.
Думаю, что стендап-тусовка — это место, где мужчины и женщины говорят о проблемах человеческих, а не поделенных на «мужское» и «женское». Есть конечно нюансы, но в целом стендап — это про то, каково быть человеком. И это не сексистская среда.
Что касается возраста, то долгое время мне было страшно выступать. Но в конце концов я поняла, что проблемы 40-летних интересны и нужны зрителям. По сути все люди переживают одно и то же, и если я говорю правду, то ко мне подключаются.
Ɔ. В юморе нужна цензура? И если да, то где проходит эта грань?
Внутренняя этика должна быть в тебе самом, а не в юморе. Я, к примеру, никогда не буду оскорблять со сцены людей или какие-то явления, чтобы чисто поржать, без позиции, не имея к этому никакого отношения. Я говорю о том, что знаю. Юмор — это частное мнение. Мы не бьемся ни с какими ветряными мельницами, это всего лишь шутки, расслабон. И относиться к этому нужно проще. Думаю, что важно шутить про то, что тебя волнует, при этом это дело каждого комика в отдельности. К примеру, если ты столкнулся с домашним насилием, и это тебя беспокоит, нужно говорить об этом. А если ты просто хочешь привлечь внимание «модными» вбросами, то зачем оно надо?
Вот если мой сын скажет, что он гей, я буду шутить об этом. Но только про свои переживания, как матери, если это, конечно, получится смешно.
Ренат Давлетгильдеев — Александр Незлобин
«Цензура — дело трусов среднего звена»
Ɔ. Давай начнем с несмешного. Эта неделя для мира юмора ознаменовалась цензурным скандалом. Несколько шуток про Владимира Соловьева были из выпуска шоу «Однажды в России», опубликованного на онлайн-платформе Premier и в официальном ютуб-канале ТНТ. Это «первый звоночек»? И приходилось ли сталкиваться с цензурой тебе лично?
Я свои шутки цензурирую на «открытых микрофонах». Каждый четверг выступаю перед публикой, и если шутка оказывается несмешной, убираю ее. Это единственная цензура, которой я подвергаю свой материал. Конечно, когда приносишь текст на телевидение или на какую-либо платформу, может встать вопрос цензуры. Но мой опыт показывает: чаще всего шутки вырезают редакторы, которые ссут потерять свой ежеквартальный доход. Сейчас внимание к юмору, как и ко всему остальному, очень пристальное. У кого-то может быть аллергия на шутки. Я, как человек, веривший в Деда Мороза, убежден, что так поступают лишь неуверенные в себе, трусливые люди на местах. Вообще цензура — дело трусов среднего звена. Обычно они стоят не слишком высоко в пищевой цепочке, но и этого достаточно, чтобы переживать за будущее россиян.
Ɔ. Что нужно сделать, чтобы эта цензура среднего звена перестала существовать?
Нужно прививать людям интеллект. Начиная со школы, заниматься просвещением. Чем умнее население, тем сильнее социальная защищенность в стране. Мы перестанем бояться лет через шестьдесят. Бояться власти, свободы, самих себя, друг друга.
Ɔ. Но пока что со школы нам прививают исключительно страх, а дети боятся выйти к доске и высказать свое мнение.
Да, поэтому я всерьез думаю о домашнем обучении.
Ɔ. Для себя?
Да, хочу заново пройти школьный курс. Да нет, для ребенка конечно.
Ɔ. Все ли шутки вошли в новый сериал на КиноПоиск HD?
Все, да. Там, к счастью, ничего не вырезали. Мы пошли на КиноПоиск, потому что на этой платформе есть возможность сделать историю тоньше и глубже. У нас не попсовый ситком с веселыми перипетиями. Да и героиня у нас совсем не обычная женщина. Мы раздвигаем рамки.
Ɔ. Как появление независимых стриминговых платформ вроде КиноПоиск HD повлияло на индустрию? Дают ли они тебе больше свободы, чем телевидение?
А скоро и их прикроют. Но пока, безусловно, они дают намного больше свободы. Регулирование со стороны власти усилится, когда у стриминговых сервисов будет очень много подписчиков. Пока у тебя маленькая аудитория, ты можешь делать все, что хочешь. Когда большая — тебя начинают регулировать. Понятно, зачем это делают власти, но я против цензуры.
Ɔ. Нужно ли комикам шутить о политике? Рефлексировать на тему событий, которые происходят в стране?
Конечно. Нерефлексирующие люди не идут в стендап. Обычно на сцену выходят те, кто подвергает все анализу. Шутка — результат рефлексии. Те, кто выходит на сцену, передают свою боль. Ты получаешь удар от жизни, расстраиваешься, пытаешься сказать про него что-то смешное, просто чтобы очиститься и подготовить свое тело к новому.
Ɔ. А политические удары бывали в твоей жизни?
Да, конечно. Случаются вещи, в которые ты не можешь поверить. Руки опускаются. Но стендап на то и стендап, что после него руки поднимаются. Ты садишься за ноут и начинаешь писать. Но, если честно, мне кажется, что в России все просто сошли с ума.
Ɔ. Мне тоже так кажется. Ты, выходит, политизированный человек?
Сейчас нельзя быть не политизированным. Я долго старался оставаться посередине: вопросы были и к власти, и к оппозиции. Бывают моменты, когда вопросы к власти становятся глобальнее, а к оппозиции — мельче.
Ɔ. Может быть, это происходит, когда есть объективно сильная и объективно слабая сторона. И ее нужно защищать.
Типа того. Ты уже не можешь предъявлять что-то оппозиции после того, как ее жестко мочат. Где честный бой?
Ɔ. Недавно я с Жанной Немцовой, мы затрагивали тему, связанную с Навальным. Раньше интеллигентное общество в пределах Садового кольца обвиняло его в национализме и неэтичном отношении к мигрантам. Сейчас эти претензии сами собой отошли на второй план, стали не так важны. Важно лишь то, что он незаконно сидит.
Так и есть. Интересно, что Навальный думает об этом. Происходящее сейчас похоже на то, как Джокер создавал Бэтмена. Абсолютно библейская штука. Чувак воскресает и идет в бой. Какие к нему могут быть вопросы?
Ɔ. Выходил сам в поддержку Навального на протесты в январе?
Нет. Там, где я был, не было посольства. Немного стыдно даже. Круто, что люди выходят, но внутренне мне было неуютно. Я находился на Бали. И было неловко перед согражданами, что я не там, с ними. Но иногда невозможно воевать книгой против дерева.
Ɔ. У тебя есть свое оружие — юмор.
Да. Меня это немного успокаивает. На концертах я заявляю о своей позиции, но сниматься в роликах для ФБК у меня нет желания. Да и поправки в Конституцию тоже не хочу рекламировать. И вообще, мало хочу оставлять какие-то видео в интернете, чтобы через десять лет их могли перемонтировать и припомнить. У меня есть соцсети. Там я говорю то, что думаю.
Ɔ. Насколько это рискованно? Может ли это привести к запрету концертов и черной метке на телевидении?
Какое-то время это было не так опасно, но теперь, когда интернет становится менее свободным, а условный ютуб и вовсе могут закрыть, конечно, начинаешь задумываться над этим. Сейчас такой расклад: будешь лоялен — не дадим зарабатывать деньги. Вы че? При чем тут вы и мой талант?
Ɔ. Сейчас мы пытаемся сформулировать правила «новой этики». Люди традиционных взглядов пишут манифесты, нетрадиционных — им отвечают. Читал ли ты Константина Богомолова?
Не читал. Читать комментарии к манифесту Богомолова гораздо важнее чтения самого манифеста. Я вообще подумал, что нужно тоже написать манифест. Хочешь войти в повестку — напиши манифест. Удивительно, что он вызвал такой резонанс. Видимо, людям больше нечего делать, кроме как обсуждать Богомолова и памятники на Лубянке. Он пишет о том, что все сошли с ума от «новой этики» и что это такая же диктатура, так?
Ɔ. Да, и предлагает оградить Россию, как наследницу Византии, от влияния тлетворного западного мира, гей-пропаганды и прочей ерунды. В общем, все, что навязывается извне, нам чуждо, потому что у России свой путь.
Когда человек взрослеет, он становится консерватором. Возможно, я тоже сойду с ума лет через 15 и скажу что-то радикальное. Есть же классная поговорка: у кого нет сердца, тот не был в детстве бунтарем, а у кого нет мозгов, тот не станет консерватором. Богомолов — нормальный и адекватный взрослый человек. Его взгляды меняются.
Ɔ. Попахивает эйджизмом.
Да, это эйджизм. Ееее, бой! А как мне еще в повестку пробраться? Ну, это, скорее, не эйджизм, а статистика. Те, кто много бунтовал, постепенно становятся консерваторами, и это нормально. Посмотрите на Шнура. А чего либеральная общественность на него так накинулась? Мы же должны каждому человеку давать право на собственное мнение, даже если оно отличается от нашего. Воспринимайте это как начало дебатов по «новой этике» и всему новому.
Ɔ. Ты профеминист?
Я экофеминист. Я ищу себя. Я квазичеловек. Читайте об этом в моем завтрашнем манифесте. Но если серьезно, то, надеюсь, что да. Нужно убивать в себе мужчину XVIII века.
Ɔ. А он был?
Я думаю, был. Я же родом с Урала. Там все было сурово. За красные штаны могли зарезать, а если ты плачешь, значит, ты девчонка. Сейчас я намного внимательнее и аккуратнее отношусь к проблемам женщин, и сериал помог мне ответить для себя на какие-то вопросы.
Ɔ. Есть ли гендерно не нейтральные шутки из прошлого, за которые стыдно?
Конечно. Я не пересматриваю свои шутки, но если порыться в моих первых выступлениях в Comedy Club, то современное общество точно найдет там что-то неэтичное. Но мне здорово осознавать, что я изменился. Я по-прежнему могу быть грубым на сцене. Чаще всего я делаю это, чтобы поднять, подсветить проблему. Могу говорить про что-то жестко, в том числе и о женщинах, но чтобы осветить тему жестокости по отношению к ним.
Ɔ. Есть мнение, что «новая этика» слишком сильно влезает в юмор. Насколько ты согласен с утверждением, что можно шутить обо всем?
Я считаю, что шутить можно обо всем, если тебя это волнует. Закэнсалить могут, даже если ты ничего уничижительного не имел в виду. Вообще, в стендапе ты часто не знаешь, грубо это или нет, пока не произнесешь это на публике. Поэтому мы ходим по «открытым микрофонам» и проверяем шутки. И я предлагаю не сжигать людей из-за одного твита, который был 10 лет назад, а смотреть на человека в разрезе его жизни и тогда решать — он зло или неудачно пошутил и все понял сам. Но кто это должен решать? Непонятно. Искусственный интеллект, видимо.
Ɔ. Знаешь, вот я гей и смотрю, бывает, шоу «Что было дальше?», а там каждая вторая шутка про пидоров. Корректно ли это? Я пидор, мне не кажется, что это тема для шуток. Я и так существую в мире, где у меня недостаточно прав.
Безусловно. Есть дисбаланс. Наше общество слишком негативно настроено по отношению к геям. Наверное, социологи должны объяснить, с чем это связано. Только сейчас мужчинам позволяют более-менее проявлять свои чувства. «Ты мужчина. Ты солдат. Ты не можешь плакать» — то, что в нас воспитывали родители. Мы не умеем проявлять чувства, поэтому у нас высокая смертность среди сорокалетних мужиков. Не все понимают, что толерантность важна, что гомофобные шутки задевают людей. Это долгий и мучительный процесс. Мы, как страна, будем долго это проходить. При этом говорят, что в правительстве много геев. Но где каминг-ауты? Но они боятся, боятся, что карьера пойдет вниз.
Ɔ. Мы не будем заниматься аутингом. Это не очень красиво.
Нужны лидеры. Нужен тот, кто принесет себя в жертву. Мне кажется, шутки про геев уже не так работают. Раньше смеялись от фраз вроде «ты пидор», но сейчас они не вызывают такую реакцию. Если ты выйдешь в центре Москвы на «открытый микрофон» и скажешь, что кто-то гей, никто не посмеется. Это уже моветон. Я как комик обещаю способствовать нивелированию этого.
Ɔ. Нормально ли цензурировать самого себя?
Нет. Я имею в виду, что шутки зависят от моего хода мысли. Я уже не смогу придумать уничижительную шутку про геев, потому что я перестал мыслить подобным образом. Как комик, я могу привлечь внимание к этой проблеме. Хотя это тоже неправильно, потому что меня смогут обвинить в аутинге.
Часть населения до сих пор считает, что гомосексуальность — физическое отклонение. Когда я готовил фильм Sasha from Russia, я общался с геями. На вопрос, как они осознали свою сексуальность, они отвечали, что всегда это знали. Поняли в том же возрасте, когда мальчиков начинает тянуть к девочкам. Да, это, наверное, модно, навязано. Мы не можем с этим смириться. Наши люди могут не принимать тех, чьи взгляды они не могут понять. Это вопрос интеллекта и образованности.
Ɔ. Мы вернулись к теме образованности. Но ведь умный человек может быть заложником стереотипов. Например, ему скажут, что пидоры — враги, и он поверит.
Ты сам себя называешь пидором.
Ɔ. Я занимаюсь реклеймингом. Западное общество прошло через это со словами queer и faggot. Я гей и хочу, чтобы это слово обозначало только сексуальную ориентацию. Я имею право так себя называть. Но я хочу, чтобы футболиста, не забившего гол, перестали называть пидором. Тогда это слово не будет считаться обидным. Если в маскулинном обществе я буду называть себя пидором, то я лишу это слово негативной оценки.
А я могу говорить так?
Ɔ. Нельзя использовать это слово как оскорбление. Если гомосексуалы дали тебе на это право, то ты можешь его употреблять. Faggot уже является менее обидным словом, queer еще недавно было оскорблением. Его использовали, чтобы назвать человека странным, с придурью. Сейчас же оно входит в аббревиатуру LGBTQ+.
Разве это не то же самое, что случилось со словом на букву «н»? Когда я ездил в Америку, я не понимал, почему все так цепляются к «н-ворд». Спустя пять-восемь лет, погрузившись в эту культуру, я перестал его употреблять. Когда я слышу «н-ворд» от других людей, меня передергивает. И я не могу объяснить это. Мои знакомые образованные люди не вкладывают в него негативную оценку и не придают этому значения. Многие афроамериканцы понимают, что мы далеки от их культуры. У нас своя история: вся страна была в рабстве во время крепостного права. Было бы интересно устраивать дискуссии об этом в «Клабхаусе».
Ɔ. В «Клабхаусе» все и так прокаченные. У всех есть айфоны, и все уже поездили по Нью-Йоркам.
Я слышал о реклейминге, но мало что знал. Теперь я понимаю.
Ɔ. В гей-комьюнити есть противники этого. Они заявляют, что мы берем на себя положение раба. Но нет, я горжусь. У меня есть футболка с надписью «Пидор», хожу в ней на вечеринки и гетеро-мероприятия. Мне не стыдно.
Проблема в том, что общество давит на тебя с детства. Ты носишь это в себе, что потом выливается в психические расстройства. Все мы немного ментально нездоровы. Это плохо. Я сужу по себе: я родом из маленького города на Урале. Если мне племянница говорит, что у нее в классе есть геи, то это значит, что общество стало более восприимчиво к каминг-аутам. На Урале за это пырнули бы ножом. Сейчас люди вокруг тебя не шеймят.
Не знаю. Я за развитие, за распространение нежности, толерантности и уменьшение токсичности. С одной стороны, этот процесс меня радует, с другой — пугает. Не знаю почему. Антиутопии ведь создавались как что-то хорошее. Серия «Черного зеркала», где у каждого человека есть рейтинг, тоже может рассматриваться положительно. Это обратная сторона медали. Я волнуюсь из-за этого. Иногда под кэнселлинг попадают невинные люди. Соседи в Америке могут, грубо говоря, настучать, что ты поцеловал ребенка в шею или в попу, и его отнимут. Эта система, конечно, дает кошмарные сбои. Наверняка по обвинению в педофилии сидят не педофилы. Но с другой стороны происходит обратное. Например, у нас женщина приходит в полицию с побоями, а ей говорят: «Иди домой, сама виновата».
Ɔ. Кто такая Саша Тапочек? Это действительно выдуманная тобой режиссерка?
«Я не шучу» — это исходно история сценаристок Лены Новиковой и Лены Красильниковой. И моя. Мы побоялись брать режиссерку, потому что в союзе трех человек споры решаются проще, чем в союзе четырех. Очень рад, что девочки доверились мне. Я старался им помогать во всем, где у них не было съемочного опыта, и пытался понять, что чувствуют, о чем думают женщины. Мы много говорили об этом. Так родилась Саша Тапочек, режиссер-фантом с женской душой и ником, которым я сам иногда пользуюсь. Мы не хотели никого обидеть, над кем-либо иронизировать, и мне жаль, что это было так . Надеюсь, люди, которых задела история с Сашей Тапочек, посмотрят наш сериал и изменят свое мнение.
Ɔ. В современном обществе перекос, потому что мы еще не сформировали новые правила. Например, это касается отношения к женщинам. Как начинаются споры, обе стороны радикализируются. Богомолов несет патриархальную чушь, радикальные феминистки унижают мужчин как класс в ответ.
Это необходимый процесс эволюции. Часть пострадает, но мы придем к суперобществу. В балансе сложно находиться.
Ɔ. Все все время друг на друга обижаются: консерваторы на либералов, зрители на юмористов. Это от неуверенности в себе?
Даже оппозиция на оппозицию обижается. «Мы не любим власть сильнее, чем вы!» Россия — очень неуверенная страна, поэтому мы так нападаем на наше окружение. Когда я, неуверенный, захожу на вечеринку, могу на кого-то наехать. Из-за этого чувства я многое воспринимаю как критику.
Ɔ. Нас воспитали неуверенными в себе.
Нужно поднимать самооценку. У нас должна быть такая политика. Нужно всех протестировать на уровень самооценки и работать с этим. Выработаем нормы самооценки.
Ɔ. Ты пишешь шутки на английском? Сложно перестроиться?
Да, пишу все чаще. И, знаешь, адаптируешься к языку со временем, начинаешь вставлять английские слова в шутки. Около 70% процентов материала можно перевести на другой язык без потери смысла, либо придумать что-то новое. Безотходное производство.
Ɔ. Были концерты перед англоязычной аудиторией?
Да, было удачное выступление. Мне предложили работу в одном клубе. Этим надо более активно заниматься, но страшно все бросить здесь. Есть возможность уехать, но гарантий нет.
Ɔ. Что должно случиться, чтобы ты уехал?
Правительства всех стран занимаются сексом со своим народом. Отсюда нам кажется, что они доводят людей до оргазма. А у нас просто заходят ночью и жестко тебя трахают без спроса. Ни одно правительство не является для меня демократическим и нацеленным на благо страны. Но в России все же слишком жестко с этим. Вот такой вот я. Сижу в центре Москвы, даю интервью «Снобу» и всем недоволен.
Ɔ. Власть часто задает нам этот вопрос: «Чем ты недоволен?» Особенно это коснулось артистов, вышедших недавно на митинги в поддержку Навального. Зачем выступать, если одна съемочная смена стоит триста тысяч рублей? Но ведь мы не обязаны государству тем, что у нас есть возможность хорошо зарабатывать. Мы платим налоги. Мы сами этого добились.
Да, и поскольку я плачу налоги, я начинаю серьезно задумываться, что я ведь оплачиваю жизнь госслужащих. Это я — один из тех, кто содержит полицейского. Почему я должен его бояться? Он мой подчиненный. Может, мы не ценим свободу, потому что у нас ее никогда не было.
Ɔ. С иронией тоже все плохо в обществе.
Когда мы создавали сериал, пытались дать отклик на происходящие события. Героиня с иронией относится к своей фиговой жизни. Это облегчает ее существование. Если бы у правителей было больше самоиронии, было бы меньше войн. Я часто ржу над собой. Смотрю с позиции Бога на жалкого людишку, который борется со своей незначительной проблемой. Мне весело от этого. Как же ты выберешься из жопы, в которой находишься?
Ɔ. Веселый человек всегда свободнее?
Не знаю. Есть исследования, что ты идешь на сцену из-за своих комплексов. За счет того, что ты занимаешься юмором, ты становишься свободнее. Не хочу сравнивать комиков и некомиков. Как человек ты становишься свободнее, когда занимаешься стендапом. Это личная психотерапия. Тяжело открыться самому себе, поэтому концерты долго пишутся. Ты постепенно открываешься и пишешь материал.
Я понял, что объединяет меня, Рената Давлетгильдеева и стендапера Александра Незлобина. Наша главная цель — сильный каминг-аут.
* Объявлен иностранным агентом
Больше текстов о политике и обществе — в нашем телеграм-канале . Присоединяйтесь
Вам может быть интересно:
Свежие комментарии